Наконец-то! 56-летний Александр Могильный стал членом Зала хоккейной славы в Торонто. Первый из двух хоккейных Александров Великих (второй, как вы понимаете, — Овечкин) был кандидатом на вступление в Hockey Hall of Fame еще в 2009 году, а принят только в 2025-м — 16 лет спустя. И это так контрастирует, например, с Павлом Дацюком, в 2024-м включенным в первый же год, когда это стало возможно.
Игнорирование члена Тройного золотого клуба, набравшего в регулярных чемпионатах НХЛ более 1000 очков и последним (одновременно с Теему Селянне) на сегодня забившим 75+ голов за сезон, было загадкой даже для многих великих североамериканских людей хоккея. Я имею счастье с ними периодически общаться и вот что услышал, например, от Скотти Боумэна. Весной 2019 года спросил великого тренера, как ему пришла в голову идея создания «Русской пятерки» в «Детройте», и ответ был таким:
— Так я же столько лет видел русских хоккеистов, играющих именно пятерками! И знал, что они особенно сильны именно вместе. Даже Павла Буре, Сергея Федорова и Александра Могильного, каждый из которых стал звездой сам по себе, по юниорам наблюдал в одном звене. Они так провели два или три года. Жаль, что им уже взрослыми хоккеистами так и не довелось сыграть вместе на больших турнирах — Олимпиадах, Кубках мира.
Кстати, о Могильном хочу сказать особо. Игра этого парня обращала на себя мое внимание. И вот смотрите. Буре — в Зале славы, Федоров — тоже. Там же и Слава с Игорем (Фетисов с Ларионовым. — Прим. И.Р.). А ведь Могильный забил 76 голов в одном сезоне, и с тех пор это не удалось никому в лиге! И больше тысячи очков набрал, и Кубок Стэнли выиграл. Поэтому не сомневаюсь: он тоже там будет.
Как-то в гольф-клубе делали ремонт. Он оставил свой автомобиль на парковке, где не было больше ни одной машины, потому что людям сказали: «Идет ремонт, не паркуйте сегодня машины здесь, им может быть нанесен ущерб». Стоял и соответствующий дорожный знак. Но Алекс не обратил на это внимания. Он всегда был в спешке. Может, это было после тренировки — сезон еще шел.
Я в тот момент как раз находился там и обратил внимание, что нет сетки, которая обычно защищает автомобили от попадания мячей. И спросил: «Чья это машина стоит?» Парень, который там работал, сказал: «Черт, это же машина Алекса!» Никому не хотелось наносить вред такому дорогому спорткару. Этот парень взял гольф-кар, чтобы найти Могильного и предупредить об опасности. Знаете, что он ответил?
— «Не беспокойся. Забью за ближайшую пару недель пять голов и, если что, на бонусы от них починю!» Забавный парень. Повторяю: он будет в Зале славы.
В прошлом ноябре, когда в Зал славы вводили Дацюка, я беседовал с Лу Ламорелло, у которого в «Нью-Джерси» Могильный в 2000 году стал обладателем Кубка Стэнли, а в сезоне-2005/06 закончил карьеру в НХЛ. Легендарный генменеджер высказался о нем так:
— Испытываю огромное уважение к Алексу, он тоже играл в одной из наших чемпионских команд. Если вы читали, я недавно поддержал его потенциальное включение в Зал хоккейной славы.
Мой опыт работы с ним, как и с Ильей Ковальчуком, оцениваю фантастически. Алекс пришел в команду и отдал ей все, что у него было. Он был хоккеистом, который умеет все, одним из лучших, кто когда-либо играл в эту игру. Какая скорость, какая способность выходить хоть в большинстве, хоть в меньшинстве. Ты все время хотел видеть его на площадке! По хоккейному чутью он был исключительным. Я бы мечтал, чтобы Могильный оказался у нас, когда он был моложе и только пришел в лигу!
— У меня нет ответа.
Теперь ответ появился. И нет сомнений, что одной из главных движущих сил приема Могильного был Игорь Ларионов, по-прежнему член выборного комитета Зала славы. Когда-то, еще даже до побега форварда за океан, он упоминал о нем в знаменитом открытом письме Виктору Тихонову в журнале «Огонек».
Когда несколько лет назад я спросил свежепринятого туда Александра Якушева, кто из наших, на его взгляд, следующий, он назвал три фамилии — Алексея Касатонова, Александра Могильного и Павла Дацюка.
На две трети прогноз уже сбылся.
«На четырех первых шагах он уносился от всех как стартующая с космодрома ракета»
Могильный по комплексу игровых качеств, возможно, самый талантливый форвард, которого рождала российская земля. По крайней мере из тех, кто играл в НХЛ, а может, и за все времена. Другой вопрос, сколько процентов этих качеств он смог реализовать...
Александр не просто быстро катался — летал по льду. У него был феноменальный кистевой бросок. «Индивидуально они (Могильный, Федоров и Буре) однозначно сильнее всех нас, даже Макарова в лучшие годы», — говорит мне Алексей Касатонов, член величайшей пятерки Игоря Ларионова, и эта оценка дорогого стоит. Правда, потом защитник добавляет, что такого понимания друг друга на площадке, как у звена KLM, как называли эту пятерку в НХЛ, никому и никогда добиться не удалось. Но это уже другая тема.
А вот какую оценку Могильного я услышал собственными ушами от выдающегося центрфорварда Пэта Лафонтэна, в звене с которым Алекс провел невероятный сезон в «Баффало»:
— Мне повезло играть со многими выдающимися хоккеистами. Такими, как Майк Босси в «Айлендерс», Дэйв Андрейчак в «Баффало», Адам Грэйвз в «Рейнджерс». Но Алекс был лучшим. Если брать дистанцию между двумя синими линиями, это самый быстрый игрок, которого я встречал. Феноменальный талант, на льду он умел все. Помню, как играл в «Рейнджерс» с Алексеем Ковалевым, и иногда он чем-то напоминал мне Алекса. Но скорость Могильного была невероятной. На четырех первых шагах он уносился от всех как стартующая с космодрома ракета. Судьба подарила мне в НХЛ 15 сезонов. Четыре из них, пусть и неполные из-за моих травм, прошли в звене с Алексом. Я бы хотел видеть его в своем звене все 15 лет!
У Могильного было все в порядке и с силовой составляющей. Для него не составляло труда работать в тренажерном зале со штангой самых неподъемных весов — правда, не было никакого желания. В качестве ярчайшей иллюстрации этого, как и его характера и подхода в целом, приведу рассказ столь же звездного партнера Александра по «Торонто» — Матса Сундина из его мемуаров «Дома и на выезде»:
«Как-то раз я остался после утренней раскатки на растяжку с Мэттом Николом. Мимо проходил Могильный. Он уже успел сходить в душ и переодеться в костюм.
— Саша, — говорю ему, — ты бы тоже с Николом поработал. Вот увидишь, удели Мэтту десять минут в день — на десять лет подольше поиграешь.
— Так а на хрена мне это нужно? — ответил он. Мы с Мэттом посмеялись. Таков уж был Могильный.
Для многих в команде он оставался загадкой. Вполне можно сказать, что никому из нас ни до, ни после не доводилось играть со столь одаренным хоккеистом, но тренировки на земле его совсем не интересовали. Ему их хватило в молодости в России, в великом и страшном ЦСКА Виктора Тихонова. В НХЛ почти все мы были наслышаны про чудовищные, изматывающие тренировки советских времен. Они жили 11 месяцев на базе ЦСКА вдали от жен и родителей, постоянно работали с весами и бегали по десять километров в те «свободные» дни, когда не тренировались на льду.
Или вот занимаемся как-то с Робертсом, Николом и еще парой ребят, как вдруг мимо проходит Могильный. А у нас становая тяга и подъем штанги из приседа. Робертс приглашает его присоединиться, а тот на него смотрит с улыбкой.
— Ребят, — говорит и показывает на штангу. — Я этим в 16 лет в ЦСКА занимался.
Все давай его подкалывать. До такой степени, что Могильный сел под гриф. А Никол на него 140 килограмм повесил.
— Ты бы размялся сначала, что ли, — посоветовал Робертс.
Могильному даже разминаться не пришлось. Он сел под гриф, снял его со стойки, затем идеально с ним присел (то есть с полностью согнутыми коленями или, как Никол это называл, «жопка к травке»), потом чистенько поднялся с весом, спокойно положил штангу на место, вытер руки и улыбнулся.
— Достаточно? — спрашивает.
Мы молчим».
Побег в «Баффало», прилет в Москву без документов, новый паспорт от Ельцина
Молчал и автобус с хоккеистами сборной СССР в мае 1989 года, когда команда, только что выигравшая очередной чемпионат мира, должна была ехать в аэропорт для возвращения в Москву, но недосчиталась 20-летнего Могильного. Еще с молодежного чемпионата мира в Анкоридже, куда клуб «Баффало Сэйбрз» прислал задрафтованному им нападающему свою форму, в которой он щеголял в гостинице, все знали о его мечте играть в НХЛ. Но к 1989 году и ветеранов во главе с Вячеславом Фетисовым на уровне Министерства обороны СССР мурыжили с разрешением на отъезд в НХЛ, а о молодежи и речи не было. И Могильный решился на побег — первый в истории советского хоккея.
В таких вещах, чтобы всесторонне их оценивать, надо знать контекст. Его однажды мне красочно описала Нина Крутова, вдова Владимира Крутова:
— Время тогда уже настало другое. Заговорили даже жены. Ира Старикова в 88-м дала интервью газете «Советская культура» о том, каково приходится женам хоккеистов, которые их вообще не видят. Не знаю, высказалась бы так же я — таких предложений мне никто не делал, а сама инициативу проявлять не стала бы. Но к тому времени терпение кончилось уже у всех.
Ребенок заболел? Ну и что — выздоровеет. У тех же Стариковых сын попал в больницу — Виктор Васильевич Сережу не отпустил. У Андрюши Хомутова отец умирал в Ярославле, так он ему сказал: «А чем ты ему поможешь?» Нормальный вопрос? Не дал уехать, как и Володе ко мне в роддом, и Старикову к ребенку... Когда кто-то говорит, что с ребятами невозможно было не быть таким жестоким, чтобы выигрывать, — считаю, это бред. Я за жесткость, но в пределах разумного. Конечно, нельзя их распускать. Но, извините, если у человека отец умирает... Что такое по сравнению с этим хоккей?!
Помню, как летом 88-го была встреча в Кремле с Горбачевым, который вручал ребятам ордена за победу на Олимпиаде в Калгари. Команда там была сама, без жен. У меня есть даже фотокарточка, где Володя стоит рядом с Михаилом Сергеевичем и Раисой Максимовной. Он рассказывал, что Тихонов хотел сразу после того торжества везти их на сборы. Володя подходит: «Ну что, Виктор Васильевич, домой?» — «Нет, на базу». Тут муж уже не выдержал: «Ну тогда мы сейчас с ребятами пойдем у Горбачева отпрашиваться!» Только после этого тренер дал заднюю, отпустил их по домам.
Юные Могильный, Федоров видели, как относятся к старшим ребятам. Вот и убежали. Молодые ребята, новое поколение. А наши столько лет терпели, молчали и не могли открыть рот. Как роботы были. К побегу Могильного из Стокгольма в Штаты Вова отнесся спокойно — как, собственно, и ко всему. Его мало чем можно было сильно удивить. Но сам бы он так не поступил. И в Канаду мог уехать только так, как это и произошло. Отпустили — поехал, не отпустили бы — остался. Когда мы жили в Ванкувере, Саша приехал с «Баффало» и пришел к нам на борщ.
Однажды я спросил Касатонова:
— Как вы сейчас объясняете побег Могильного? И правда ли, что на Олимпиаде в Калгари Тихонов якобы молотил его на лавке по печени?
— Последнее, уверен, ерунда. Думаю, нам бы тогда тоже перепало. Виктор Васильевич нас тренировал 12 лет, и никто не может сказать, что тренер его ударил. Да, он доставал до печенок, но в другом смысле: словами, хлесткими формулировками, разборами ошибок. Я видел его во время игр в неадекватном состоянии. Но чтобы он кого-то ударил — не помню.
Жили мы в Швеции в пансионате в прекрасном пригороде Стокгольма поблизости от дома Альфреда Нобеля. По-тихоновски, чтобы быть одним. На дороге стоит наш автобус, чтобы в аэропорт ехать, солнце, настроение хорошее после победы. Заходим — Могильного нет. Час ждали. А тут в новостях и прозвучало, что он убежал. Произошло это в том числе потому, что Фетисова так долго не отпускали. Он видел это и думал: «Если с таким заслуженным человеком так поступают, что сделают с нами?» Надо этого дальневосточника с обостренным чувством справедливости знать: если что-то решил, то говорить направо и налево не будет — просто сделает. Человек-поступок. Предателем его не считаю.
В 1994-м суперзвезда НХЛ Могильный во время локаута приедет уже в Россию играть за сборную наших энхаэловцев в турне по стране под гарантии Вячеслава Фетисова и по прилете будет трястись как осиновый лист. Дальше рассказывает Фетисов:
— Вопрос решали лично с Борисом Николаевичем (Ельциным). Сидели с ним и Александром Коржаковым. Ельцин дал гарантию, что дела (Могильного и Федорова) будут закрыты, к ребятам не будет никаких репрессий и он даст им новые паспорта. Судьбоносная история! Хоккеисты боялись возвращаться — не только эти двое, но и остальные. Могильный вообще без единого документа прилетел — сейчас такое непросто представить. Мы встречали его около самолета и знали, как провести через таможню без документов. Парень летел в никуда, под мое честное слово. У Федорова ситуация была попроще, а тут — просто аховая. Но все сложилось хорошо. Если Ельцин что-то обещал — всегда делал.
Фетисов, Могильный и Буре в тот локаут даже успеют сыграть один матч в чемпионате за... «Спартак» (в ЦСКА Тихонов их не позовет) и возьмут реванш у ярославского «Торпедо» за единственное поражение сборной звезд во время турне по России. Русская Ракета сделает дубль, Фетисов с Могильным отдадут по передаче. Буре потом будет подкалывать друзей-спартаковцев, что у него самая высокая средняя результативность в истории красно-белых...
— Мы дружили с генерал-полковником Борисом Громовым, который выводил наши войска, 40-ю армию, из Афганистана, — разъяснил мне детали этой истории Буре. — В 94-м он был заместителем министра обороны России. И он предложил провести игру, чтобы собрать деньги в помощь ветеранам-афганцам. Мы с Фетисовым и Могильным согласились. Нам было без разницы, что это будет за игра, — главное, чтобы мы выполнили эту миссию. Получилось, что сыграли за «Спартак». И деньги дошли по назначению.
— Почему не за ЦСКА? Тем более что тема военная.
— Этого уже не знаю. Переговоры проходили без меня, и решили вот так. Главное, что такой матч состоялся и средства мы собрали.
Магия с Лафонтэном
Не нужно думать, что такие вещи, как тот побег, проходят для людей бесследно. Нервное потрясение, которое испытал тогда Могильный, на некоторое время привело к аэрофобии и замкнутости. «В первое время в НХЛ он вел себя странно, не общался ни с кем, даже авиаперелетов избегал, — говорит Касатонов. — У него вроде бы развилась аэрофобия».
Партнер Могильного по «Баффало» Пэт Лафонтэн рассказывал мне:
— Аэрофобия у него на первых порах в «Сэйбрз» была заметна. Из-за этого он периодически ездил на машине на матчи, куда остальная команда добиралась самолетом. Все понимали, что ему страшно летать. И иногда во время полетов я ловил его взгляды в небо через иллюминатор. Моя жена тоже боится летать, и когда это происходит — вспоминаю Алекса. Но с возрастом эта ситуация у него изменилась к лучшему.
Как-то я увидел документальный Red Army — и понял, через что пришлось пройти Славе Фетисову и другим парням из СССР. А то, что случилось с Могильным, поистине феноменальная история, и не удивлюсь, если однажды тоже увижу о ней кино. Считаю, она тоже открыла дверь в НХЛ для многих в России и дала надежду на сдвиг в советской хоккейной культуре.
Знаю, в этой истории большую роль сыграл Дон Люс (скаут «Баффало». — Прим. И.Р.), но с самим Могильным мы подробно эту тему не обсуждали. Мы вообще не слишком вдавались в то, что было раньше. Мне кажется, он держал это в себе. Алекс в принципе не говорил много, но со временем, когда ты завоевывал его доверие, то видел, что это веселый парень с хорошим чувством юмора. Когда я пришел в команду, он уже очень хорошо говорил по-английски. Но сразу перед тобой не открывался, это требовало времени.
Содружество с Лафонтэном, которое вылилось в сезон с 76 голами и 127 очками у Александра и со 148 очками у Пэта (он в гонке за «Арт Росс Трофи» уступил только Марио Лемье) придумал главный тренер и директор по хоккейным операциям «Баффало» Джон Маклер, завоевавший во главе «Эдмонтона» в 1990-м последний на сегодня для «Ойлерз» Кубок Стэнли. Рекорд среди россиян всех времен в НХЛ по голам держится до сих пор, достижение по очкам стояло 26 лет, пока его в 2019-м на очко не побил Никита Кучеров, год назад установивший нынешнюю планку — 144 очка.
— Надо отдать должное Маклеру, — говорит Лафонтэн. — Он видел, что Алексу нужен партнер, который будет его понимать, — и это снимет с него давление. Маклер знал цену химии: работая в «Эдмонтоне», он наблюдал, как понимают друг друга Гретцки, Курри и Андерсон. И у нас с Алексом и Дэйвом Андрейчаком сложилось прекрасное взаимопонимание. Правда, по ходу сезона-1992/93 Дэйва обменяли, но его в звене очень хорошо заменил Юрий Хмылев. Мне кажется, с какого-то момента Алекс словно вернулся во времена, когда играл с Федоровым и Буре. Помню игру с «Виннипегом». Могильный забил четыре гола и сделал две передачи, а у меня, кажется, было 1+5. Никогда не забуду один момент. Я сделал спинораму и вслепую отпасовал неудобной стороной клюшки. Шайба оказалась точно на крюке у Алекса, и он отправил ее в сетку. Я не видел, что он там, но знал! Это было какое-то шестое чувство!
Я просто наслаждался, слушая подробный рассказ Лафонтэна о том, как они с Могильным налаживали взаимосвязь. Насладитесь и вы.
— Нам потребовалась для этого одна игра, — говорит он. — Когда меня обменивали в «Баффало», в моем представлении Алекс был человеком, который очень много таскает шайбу, и соперники, зная это, жестко встречают его и нередко отбирают ее. Складывалось ощущение, что он хотел делать все сам, потому что воспринимал игру на ином уровне по сравнению с другими, на иной быстроте движения и мышления. На тренировках я увидел и его скорость, и бросок. На одном из занятий подъехал к Алексу, и наш разговор слышал тренер, стоявший рядом.
Я говорил: «Алекс, давай сделаем так. В средней зоне не тащи шайбу, а просто отдавай ее мне и начинай рывок. Остальное — моя забота. Я тебя найду. И тогда тебя с твоей скоростью никто не сможет остановить. А в это время Андрейчак будет наводить шорох перед воротами, не давать покоя защитникам, отвлекать их. Это даст нам с тобой свободное пространство, которым мы за счет быстрого паса будем пользоваться. У тебя классный бросок, и я хочу, чтобы ты бросал по воротам гораздо чаще. Вижу три твоих любимых точки и буду тебя в них находить. Только оказывайся в них — и будешь получать там шайбы. И тогда будешь забивать по 50 голов за сезон».
Услышав это, Алекс широко улыбнулся и отъехал, чтобы продолжать работу. Тренер тоже улыбался. И тогда я сказал ему: «Если он будет все это делать, то забьет не 50, а 70». Он посмотрел на меня как на сумасшедшего: «Ты шутишь. Это невозможно». Могильный забил 76.
Феерия продолжилась и в плей-офф, который Могильный начал с семи шайб в семи матчах. К сожалению, в третьей игре второго раунда против «Монреаля» он сломал ногу, и на этом сказка закончилась. «Канадиенс» вскоре станут последним канадским клубом до сего дня, выигравшим Кубок. А когда восстановится Могильный, серьезную травму колена получит уже Лафонтэн. Их тандем так в полной мере и не будет воссоздан, а Александр на время отсутствия Пэта станет первым россиянином в НХЛ, который будет выходить с буквой С.
— Это решение Маклера стало результатом естественного прогресса Алекса. Отличный выбор, я аплодировал ему, и Могильный отлично справился с капитанскими обязанностями, — считает Лафонтэн. — Он был скорее тихим лидером, говорил своей игрой. Я был рад за команду и горжусь тем, что он первый русский капитан в истории НХЛ!
Спустя четыре года после суперсезона в интервью «СЭ» спрошу Могильного о слухах насчет его обмена из «Ванкувера» в «Рейнджерс», где на тот момент играл Лафонтэн. Мол, Алекс дружит и с Пэтом, и с Уэйном Гретцки, также выступавшим тогда в Нью-Йорке.
— С Лафонтэном у меня действительно сохранились дружеские связи, — сказал Могильный. — Пусть мы и не перезваниваемся регулярно, но, когда приезжаем друг к другу на выездные матчи, с удовольствием проводим вместе время не только на льду. С Гретцки я тоже знаком давно, но мы с ним скорее не друзья, а добрые знакомые. У нас, кстати, и агент общий — Майк Барнетт, которого я и Федорову порекомендовал. Однако я не думаю, что ситуация с общей суммой зарплат в «Рейнджерс» позволит этому клубу всерьез мной интересоваться. Ведь «Нью-Йорк» даже без меня первый по этому показателю в НХЛ.
— Вас не удивило, как «Баффало» расстался с Лафонтэном, благодаря которому этот клуб добивался определенных успехов многие годы? Ведь все врачи утверждали, что Пэт может вернуться в хоккей, и только доктора «Сэйбрз» твердили противоположное.
— Нет, меня это совершенно не удивило, потому что такое отношение к людям — отличительная черта «Баффало». Его руководство просто очень заботилось о своей платежной ведомости, возвращение Пэта в его планы на сезон не входило, поэтому оно и поступило с ним так некрасиво.
— Часто ли общаетесь сейчас? — спросил я Лафонтэна несколько лет назад.
— Недавно встречались на церемонии его включения в Зал славы «Сэйбрз». Мы знаем, сколько нас связывает, и для этого необязательно общаться каждый день, — говорит он. — Если увижу Алекса завтра, у меня будет ощущение, что мы никогда не расставались.
— Побьет ли кто-то его рекорд для российских хоккеистов в НХЛ — 76 шайб? С тех пор ведь вообще никто в лиге столько не забивал — и не только игроки из России.
— Ненавижу говорить «никогда», но не считаю, что кто-либо дотянется до этого достижения.
Остон Мэттьюс в прошлом году с 69 голами показал, что нет ничего невозможного, но семь шайб все-таки немаленькая дистанция. Достижение Могильного/Селянне держится уже 32 года.
«Русская загадка»
В отличие от Лафонтэна, я не уверен, что капитанство пришлось по нутру Могильному. Он был скорее «вещью в себе» и едва ли случайно стал первым в линейке игроков, которым североамериканская пресса придумала клише Russian Enigma, «русская загадка». То есть огромный талант, который в силу каких-то внутренних процессов и черт характера далеко не всегда выдает на льду сто процентов своих возможностей. Достаточно посмотреть на его статистику голов — в одном сезоне больше семидесяти, еще в одном (первом в «Ванкувере») — больше пятидесяти, еще в одном (первом полном в «Нью-Джерси») — больше сорока. В пяти (три в «Нью-Джерси», по одному в «Ванкувере» и «Торонто») он забросил от 30 до 39 шайб, в двух — от 20 до 29, в пяти — от 10 до 19 и один даже меньше десяти.
Забить на 44 гола меньше (пусть и проведя 66 матчей, а не 77) на следующий сезон после 76 в «Баффало», на 24 меньше в почти полном сезоне после 55 в «Ванкувере», на 19 меньше после 43 в «Нью-Джерси» — вопрос стабильности у Могильного все же стоял достаточно остро. Да, в итоге за карьеру заслуживающие большого уважения 473 гола и 1032 очка, но нет сомнений, что его талант позволял рассчитывать на большее. Да, было много травм — но не оттого ли как раз, о чем говорил Матс Сундин, то есть от нежелания работать на земле?
И если сравнивать его именно как снайпера (а позиция крайнего нападающего позволяет это делать) с тем же вторым Александром Великим, то у последнего и близко не было этой синусоиды. Овечкин никогда не забивал больше 65 за регулярку, но и сезон с меньше чем тридцатью голами у него был только один — сокращенный из-за ковида. Зато в девяти, включая сезон с 65 голами, он забил 50 и больше, в четырнадцати — 40+. А у Могильного чемпионатов более чем с 40 шайбами было всего три.
Достаточно большое интервью у нас с Александром было всего одно — в ноябре 1997 года в Сан-Хосе, когда он только завершил забастовку, подписав новый контракт с валившимся, несмотря на присутствие в команде Павла Буре и Марка Мессье, «Ванкувером». И я спросил его в том числе о перепадах в результативности.
— В каждом сезоне по 50 шайб не забросишь. Есть два момента, которые это предопределяют. Во-первых, нужно, чтобы тебе давали достаточно игрового времени, иначе забить много голов просто невозможно. А во-вторых, очень важно, с кем ты выходишь, особенно — кто у тебя в звене центрфорвард. Классный распасовщик — это мозг пятерки, но далеко не всегда в твоем звене есть такой человек, как, скажем, Ларионов. С каким же удовольствием я наблюдаю за его игрой в «Детройте»! Он, по-моему, с годами только лучше становится. И в «Баффало» у меня был такой центр — Лафонтэн. В прошлом же сезоне в «Ванкувере» такого человека не нашлось. Я не раз говорил, что нам нужен плеймейкер, но... И с игровым временем у меня были проблемы. Все это и привело к тому, что я забил меньше, чем мог. Но по этому поводу не переживаю, так как знаю, что голы забивать умею. И когда появится такая возможность, подойду к своим прежним достижениям.
Не подойдет. Ни 76, ни 55 у него больше никогда не будет — максимум 43. Возможно, именно эта сверхуверенность, что былое в любой момент можно вернуть, Могильного и подвела. Как — и тут с ним стоит согласиться — отсутствие топового центра в течение многих лет карьеры. В «Вашингтоне» у Овечкина, где команда строилась под него, такое было невозможно — отсюда и многолетнее содружество с Никласом Бэкстремом, и тандем золотого плей-офф с Евгением Кузнецовым, и последние два сезона с Диланом Строумом. Под Могильного что-либо строили только в «Баффало» — но затем второго Лафонтэна в карьере он уже не получил.
Впрочем, его еще ждала победа в Кубке — а за нее любой снайпер готов отдать любое количество голов.
А еще то наше интервью с Могильным от 97-го — показатель того, насколько непросто было в ту пору работать с суперзвездами, готовыми, например, публично со всего размаху критиковать еще не уволенного главного тренера. Это случится прямо на следующий день после нашей беседы — Тома Ренни заменит Майк Кинэн. Но вот что говорил Александр о еще работавшем специалисте, и для того времени это было правилом, а не исключением:
— Что вы увидели, подписав уже по ходу сезона новый контракт с «Кэнакс», проигравшими восемь матчей подряд? Развал, взаимные упреки, апатию?
— Нет, все ребята нормально относятся друг к другу, никаких конфликтов нет. В том, что клуб оказался в тяжелейшем положении, виноваты не они. Дело, на мой взгляд прежде всего в старшем тренере (Могильный назвал Тома Ренни по-советски. — Прим. И.Р.). Не пользуется он у ребят уважением, не верят они в него. А как можно нормально жить и хорошо играть, если не уважаешь своего вожака и не доверяешь ему?
— В начале прошлого сезона лично у вас, помнится, был период очень острых взаимоотношений с Ренни.
— И все тогда махали на меня руками, называли сумасшедшим. А сейчас удивляются: как это они вовремя не разглядели того, что увидел я год назад. Ни системы, ни каких-то четких требований — ничего у Ренни нет. Не хочу утверждать, что он виноват абсолютно во всем, — такого не бывает. Но для того, чтобы вывести «Ванкувер» из этого кризиса, нужен профессионально разбирающийся в хоккее тренер, который поставил бы все на свои места, сказав: вот ты едешь сюда, ты — туда, это — твоя работа, а это — его. И чтобы все знали, что если не выполнишь указаний, то сядешь на лавку. Чтобы был даже страх сделать какую-то ошибку. Да, в нашей сегодняшней ситуации это необходимо. Но ничего такого в команде нет и в помине.
— Ренни не уважают из-за его профессиональных или человеческих качеств?
— Из-за тех и из-за других. Это трудно в двух словах объяснить, но он какой-то... ни то ни се. Ни рыба ни мясо.
Ренни в итоге еще поработает главным тренером в «Рейнджерс» и «Эдмонтоне», ничего там не добьется, а затем станет многолетним — и тут уже успешным — исполнительным директором Федерации хоккея Канады. То есть насчет его тренерских способностей Могильный во многом был прав. Но сейчас представить себе такую публичную критику главного тренера со стороны хоккеиста его команды сложно, даже если тренер уже уволен. А уж действующего...
Минус сборная России. Плюс помощь Малкину
Голевые цифры Могильного на западе Канады будут падать: 55, 31, 18, 14. Дальше последует подъем до 21, после чего в 2000 году перед дедлайном Лу Ламорелло выменяет его из «Ванкувера», и в том же сезоне «Нью-Джерси» с пятью россиянами — Фетисовым в роли второго тренера у Ларри Робинсона и четырьмя хоккеистами — Могильным, Сергеем Брылиным, Владимиром Малаховым и Сергеем Немчиновым — возьмут Кубок Стэнли.
Могильный с Малаховым в этот же момент станут членами Тройного золотого клуба, поскольку оба еще до отъезда в НХЛ выиграли по Олимпиаде (Александр — Калгари-88) и по чемпионату мира.
Но больше он ни на ЧМ, ни на ОИ никогда не играл. Только на Кубке мира-96, ставшем для него последним турниром за сборную.
Что интересно, и Касатонов, собиравший команду в Нагано-98, и Фетисов, комплектовавший ее для Солт-Лейк-Сити-2002, выделяют Могильного из общего ряда отказников и отзываются именно о его форме отказа с уважением.
Касатонов:
— Когда я как генеральный менеджер собирал национальную команду на Олимпиаду в Нагано, то из всех отказников Могильный был единственным человеком, который прямо, открыто и спокойно сказал: «Алексей, я на Олимпиаду не поеду. У меня нет мотивации, мне это неинтересно». Другие выбивали какие-то условия, а он все сказал с первой секунды. У него нет — значит, нет.
Фетисов:
— Могильный серьезно усилил бы команду — как и Житник с Зубовым. Саша, не знаю, по какой причине, мне просто сказал: «Скорее всего, не смогу реально помочь команде. А отбывать номер — это не в моем стиле. Честно, не чувствую драйва. Поэтому я тебе не помощник. Извини». Так сезон у него складывался, что ли... Это для меня по крайней мере была мужская позиция.
Сам Могильный, когда я осенью 97-го спросил его, с чем связан его отказ играть на Олимпиаде в Нагано, ответил схожим образом с тем, как это передал Касатонов:
— В 1988 году я уже выиграл золотую олимпийскую медаль в Калгари, а в НХЛ сейчас есть много более молодых русских ребят, которые заслуживают того, чтобы выступить на Олимпиаде. Я решил уступить кому-то из них свое место. А еще мне хочется провести эти две с половиной недели с семьей, с ребенком, отдохнуть от хоккея. Поэтому я поблагодарил за приглашение, но ответил отказом. Никаких иных причин у моего решения нет.
Да, Александр не юлил, не искал каких-то фальшивых объяснений, не делал себя жертвой чьего-то несправедливого отношения, как многие другие. Но его подход тоже говорит о том, что хоккеист Могильный был вещью в себе. Кто знает, может, это одна из причин, почему выборный комитета Зала славы так долго тянул с его принятием...
И все же нельзя сказать, что он отстраненно вел себя по отношению ко всем, в том числе соотечественникам. Вот, например, рассказ звезды уже следующего поколения — Евгения Малкина, с которым они формально в НХЛ даже не пересеклись:
— Приехал я в Лос-Анджелес в 2006-м после своего побега в Америку. Оказался в летнем тренировочном лагере, в котором участвовали хоккеисты из разных стран. Там были многие известные игроки — Роб Блэйк, Шон Эйвери, Джонатан Куик. И Александр Могильный. Он мне помог. Мы ходили на ужины, тренировались вместе, ходили в зал. Он забирал меня из отеля, и мы вместе ехали на тренировки, завтракали. И плотно общались первый мой сезон в НХЛ. Причем до этого не были знакомы. Тогда на льду я увидел, с какой легкостью он выполняет любые упражнения, делает любые трюки и финты на площадке. Притом что у него в тот момент был выбор — либо заканчивать, либо с кем-то еще подписаться. Он просто поддерживал физическую форму, тренировался наравне с молодыми и хотел продолжить карьеру. Но в итоге подписать контракт не получилось, и он завершил ее.
Почти киношный сюжет — один хоккеист, совершивший побег (пусть страна тогда и называлась по-другому), понимает, что чувствует другой и, встретив его, берет под опеку. В результате облегчая адаптацию в новой стране мальчишки, которому будет суждено выиграть в НХЛ все. А произошло бы так, не окажи тогда Могильный такую вот помощь Малкину, — как знать...
...Для меня осталось большой недосказанностью, что гениальное молодежное звено Могильный — Федоров — Буре так и не сыграло в полном составе за первую сборную на больших турнирах. Впрочем, не факт, что, будь все здоровы и готовы, играли бы вместе — Могильный с Буре с какого-то момента в НХЛ стали играть на одном фланге...
Перед Кубком мира-96 сломался Буре, в Нагано и Солт-Лейк не поехал Могильный, да и Федоров с Буре играли в разных звеньях и по личным причинам с определенного момента перестали общаться. Ах какая это могла быть тройка!
Теперь — тройка членов Зала хоккейной славы в Торонто.
0
10.00
